Обряд на крови - Страница 121


К оглавлению

121

Я тупо смотрел в ночное небо, пытаясь вычислить время.

– Когда там, в Швейцарии, начинается вторник?

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

Я проснулся на следующее утро. Говоря конкретнее, я проснулся на следующее утро, когда осыпался последний из Эбинизеровых камней, и моя рука начала напоминать мне, что ее словно окунули в расплавленный свинец.

В сравнении с другими днями моей жизни это никак нельзя назвать самым удачным утром. С другой стороны, бывало и хуже.

Мне полагалось бы поведать вам, как стойко и мужественно, со свойственной чародеям выносливостью я терпел боль. По правде говоря, единственной причиной, по которой я не орал как резаный, было то, что у меня просто не осталось на это сил. Я прижал руку – все еще в грязных бинтах – к груди и попытался вспомнить, как пройти к холодильнику. Или к разделочной доске, одно из двух.

– Ну-ну, – послышался голос, и надо мной склонился Томас.

Вид у него был помятый, но стильный. Вот ублюдок.

– Извини, Гарри, – сказал он. – Мне пришлось побегать, пока я нашел что-нибудь от боли. Я и сам очнулся всего пару часов назад. – Он поправил мне одеяло. – Ты лежи пока. Думай о чем-нибудь таком… о пентаграммах, что ли? Сейчас воды принесу.

Минуту спустя он принес мне стакан воды и пару голубых таблеток.

– Вот. Прими и подожди минут десять. И думать забудешь о боли.

Я решил, что это он меня просто ободряет, но он оказался прав. Десять минут спустя я лежал в кровати и думал, что мне стоило бы украсить чем-нибудь потолок. Чем-нибудь пушистым и мягким.

Я встал, натянул свои темные камуфляжные штаны и, пошатываясь, вышел в гостиную тире кухню тире прихожую тире берлогу. Томас возился на кухне, напевая что-то себе под нос. Вполне мелодично. Я решил, что в музыкальном отношении гены у нас разные.

Я уселся на диван и принялся смотреть, как он мечется по кухне – если можно метаться по помещению, в котором от стены до стены и двух шагов нет. Он готовил яичницу с ветчиной на моей дровяной плите. В готовке на настоящем, живом огне он не разбирался ни хрена, так что ветчина подгорела, а желтки растеклись, но, похоже, он получал от процесса неподдельное удовольствие, а пережаренные, недожаренные и просто не понравившиеся ему по какой-то причине куски скидывал на пол у плиты. Кот со щенком, разумеется, тусовались там же; Мистер подъедал то, на что положил глаз, а щенок старательно подбирал все, что счел недостойным своей царственной особы Мистер.

– Привет, – ухмыльнулся он мне. – Тебе вроде не положено сейчас испытывать голод, но все же поешь сколько сможешь, ладно? Тебе это только на пользу.

– Идет, – послушно согласился я.

Он раскидал яичницу более или менее поровну в две тарелки, одну дал мне. Вторую оставил себе. Мы ели молча. Дрянь получилась у него ужасная, зато рука не болела. Что ж, спасибо на том.

– Гарри, – произнес он, помолчав немного.

Я посмотрел на него.

– Ты пришел туда спасти меня?

– Угу, – кивнул я.

– Ты мне жизнь спас.

Я поразмыслил немного.

– Угу, – повторил я и отправил в рот еще кусок.

– Спасибо.

Я мотнул головой:

– Не за что.

– Нет есть за что, – возразил он. – Ты рисковал жизнью. И своей, и Мёрфи.

– Угу, – повторил я в третий раз. – Мы ведь семья, так?

– Еще бы не семья! – согласился он с немного кривой улыбкой. – Потому я хотел просить тебя об одолжении.

– Ты хочешь, чтобы я вернулся туда с тобой, – сказал я. – Прощупать, как обстоят дела с Ларой. Повидаться с Жюстиной. Посмотреть, что светит в будущем.

Он уставился на меня.

– Откуда ты знаешь?

– Я бы тоже поступил так.

Он кивнул.

– Так ты поедешь?

– Если только мы провернем это до вторника.

В понедельник приехала Мёрфи – сообщить, что следствие установило: смерть Эммы наступила в результате несчастного случая. Поскольку отпечатков на орудии убийства не обнаружили, а единственный свидетель (он же владелец оружия) исчез, мне больше не грозила опасность быть арестованным по обвинению в убийстве. Вся эта история оставалась скользкой как рыба-тунец и вряд ли завоевала мне новых друзей в органах охраны правопорядка, но по крайней мере роли мальчика для порки я на сей раз избежал.

Мне трудно было сосредоточиться на словах Мёрфи. Рейт едва не сломал ей нижнюю челюсть, и уж синяк ее расцвел всеми цветами радуги. Даже славные голубые таблетки не удержали меня от злобного рыка при виде ее травм. Говорила Мёрфи преимущественно о делах, но вид ее так и провоцировал меня на комплименты касательно ее внешности. Я промолчал, а она в ответ не сломала мне нос. Все по справедливости.

Она отвезла меня к какому-то дорогостоящему светилу, которого порекомендовал их семейный лечащий врач. Тот осмотрел мою руку, пощелкал ее «полароидом» и долго, задумчиво качал головой.

– Поверить не могу, что она до сих пор не начала отмирать, – заявил он. – Мистер Дрезден, похоже, вам все-таки удастся сохранить руку. Небольшая часть кисти вообще не обгорела, чему я не нахожу никаких объяснений. Вы не против, если я задам вам один вопрос личного характера?

– Эта часть тела функционирует вполне удовлетворительно, док, – пробормотал я, слегка зардевшись. – Правда, не могу сказать, чтобы в последнее время ею пользовались слишком часто.

Он одарил меня легкой улыбкой.

– Боюсь, еще более личного характера. Насколько хороша ваша страховка?

– Гм, – отозвался я. – Не сказать, чтобы очень.

– Раз так, позвольте дать вам один неофициальный совет. Вам почти фантастически повезло с этой вашей травмой – в смысле, насколько маловероятно, что кисть вообще может сохраниться. Однако, учитывая характер ожогов и повреждения нервных окончаний, я бы на вашем месте всерьез задумался об ампутации и использовании протеза.

121